Валагхай

[ohuenen]

well раз пошла такая пьянка внесу свой сромный вклад
Пусть тоже будет проза.

Валагхай (суахили) – трикстер. Шона (монг.) – волк. Оуюн (монг.) – ум, разум. Нугай (монг.) – собака. Шеха (суахили) – сказочник. Черная луна – новолуние.

- Спи, Шона, - старая Оуюн подбросила веток в огонь. В неверном свете костра её морщинистое лицо было похоже на устрашающую маску. – Спи, маленький волк.
Десятилетний Шона заворочался, закутываясь в шкуру поплотнее. Оуюн затянула тихую песню; та заунывным заклинанием на неведомом языке разлилась по уснувшему полупустому лагерю, заползла в ближайшие юрты. Шона прикрыл глаза.

- О чем ты поешь?

- О чем ты поешь?- О чем ты поешь? – женщина не ответила, будто бы вообще не услышала вопроса. Длинные её волосы давно поседели – Шона и не помнил, чтобы Оуюн была другой. Ему казалось, что другой она не была вообще – так и родилась, сразу мудрая и всезнающая, с тьмой исчезнувших наречий под языком и длинными седыми косами.
Из юрты выглянул Нугай, недовольный и заспанный. Нашел взглядом Оуюн и поморщился. Шрам у него на щеке дернулся, пополз вниз и немного влево.
- А ну полно, всех перебудишь, старая, - он сделал шаг вперед.
- Пусть поет, - Шона повернулся к нему. – Мне она не ответила.
В воздухе разлилась неожиданная тишина. Оуюн перевела дыхание.
- И будь ты ханом – не ответила бы, пока не закончила. А ты ступай, спи. Завтра будет долгий день, и твои руки в нем пригодятся.
- Спал бы, если бы ты молчала, - огрызнулся Нугай, но обратно в юрту зашел. Ссориться с Оуюн никому не хотелось.
- Так о чем ты пела?
- Не «о чем», а «кому». Я пела Валагхаю-трикстеру, маленький волк, чтобы он не тронул ни мужчин, ни женщин, ни нас с тобой, и чтобы молчал, пока пою я.
- Это дух? – Шона сел. Истории о духах он любил.
Оуюн улыбнулась.
- Это существо из плоти и крови. Оно пришло издалека, - старуха приложила палец к губам. – Прислушайся. Слушай ночь внимательно, маленький волк, и, если услышишь шипение, как у змеи, и поступь, как у степного волка, берегись: это идет Валагхай.
- Он большой? – Шона будто бы и не хотел спать, будто бы и не просил больше всех сделать привал. Карие глаза мальчика горели огнем любопытства.
- Не очень, - Оуюн покачала головой. – Его Нугай, пожалуй бы, и обхватил, и в воздух поднял. А только тот, кто к Валагхаю прикоснется, с ума сходит за две луны, - она вздохнула. – Он пришел из Черных краев бедой на наших предков. Сын змеи и волка, двоедушный как трикстер, Валагхай силен и хитер, и нет для него преграды, кроме дыма дурной травы, что растет к Востоку от этих земель.
Вдалеке раздался вой. Шона вздрогнул, но тут же одернул себя.
- Он всегда выходит ночью, - продолжала старуха. – У него змеиный язык и змеиные зубы, полные яда, а волчьи следы Валагхай заметает длинным хвостом. Если долго слушать его, то заснешь, и можешь не проснуться, - Оуюн говорила негромко и размеренно, её голос вкрадчиво вплетался в уснувшее пристанище кочевников. – Я многое повидала, маленький волк, до того, как пришла к вам. О Валагхае слагают легенды не только здесь. На Севере говорят – он больше воет, чем шипит, но они неправы. Валагхай воет только в Черную Луну, и тогда его стоит бояться больше, чем когда-либо еще.
- Почему, Оуюн? – Шона напряжено вслушивался не то в ее слова, не то в тишину степи.
- Тогда он особенно голоден, - отозвалась Оуюн, и посмотрела в небо. – Но сегодня яркая ночь и почти полная луна.
- Шона, Оуюн! – Нугай снова вышел за порог юрты. – Какие бесы тянут вас за языки посреди ночи?
Старуха неприязненно посмотрела на мужчину.
- Придержи свой лай, пёс, - голос её изменился, погрубел и стал резким. – Днем твое время. Мы тебе не мешаем, ступай, - Нугай сжал кулаки, но промолчал.
- Валагхай шипит, и своим шипением усыпляет всех вокруг, а потом уносит того, кто ему понравится: мужчину, женщину, ребенка или старика – смотря, насколько он голоден, - Оуюн повернулась лицом к мальчику, более не замечая Нугая, свербившего её глазами. – К Западу отсюда его шипение называют сказками, а его самого – Шеха.
- А в Черную Луну? – почти шепотом спросил Шона. Старуха рассмеялась.
- Экий ты кровожадный… В Черную Луну Валагхай съест столько, сколько успеет, пока его зубы и язык волчьи. Тогда его поступь тяжела, и его почти не отличить от волка – только глаза и выдают, - Оуюн помолчала. – Глаза Валагхая змеиные всегда, и упаси предки человека в них посмотреть.
- Это опасно?
- Это хуже смерти. Через взгляд Валагхай может съесть твою душу и твой разум.
- Будешь ли сыт такой душой? – Шона щелкнул зубами. Он знал только то, что нужно мясо, чтобы насытиться, а чтобы съесть душу врага, нужно добыть его печень.
- Как знать, - Оуюн пожала плечами и замолчала.
- Расскажи еще что-нибудь, - мальчик лег обратно под шкуру. – Ты видела его?
- Откуда мне, - усмехнулась старуха. – Может, ты когда и увидишь. Я только слышала про него, зато слышала много. За много месяцев ходьбы отсюда мне рассказывали, будто бы Валагхаи иногда уносят детей не для того, чтобы съесть их, а чтобы воспитать, и подкладывают вместо них своих детенышей.
Шона удивленно вытаращил глаза.
- И что с ними делают? Убивают?
- Убивают или изгоняют. Детеныши Валагхая беспомощны, и только и могут, что кусать неокрепшими змеиными зубами. Своим сказкам они учатся после, и глаза их наливаются смертельной силой через много лет, – Оуюн снова замолкла.
Шона вдруг подскочил.
- Ты слышала? Слышала это? Там шипел! – он махнул рукой влево. Оуюн улыбнулась.
- Тебе кажется, маленький волк.
- Точно говорю тебе, там шипел кто-то, и ветка хрустнула, - Шона еще раз показал рукой влево. – Правда, - уже тише повторил он.
- Стоит поменьше занимать тебя рассказами по ночам. Ты так не только Нугая, а, пожалуй что, всех перебудишь. Спи, Шона. Больше мне нечего тебе рассказать, - мальчик замотал головой.
- Я не хочу спать, Оуюн, - твердо сказал он, но на свое место лег. Он мог ослушаться задиристого брата или громкоголосую мать, порой перечил даже отцу, но Оуюн – старухе без возраста, пришедшей к ним десять лун назад – перечить был не в силах.
- Глупости. Завтра долгий день, маленький волк. И такой же долгий был сегодняшний. Мы много прошли, и так же много пройдем и завтра. Засыпай, и пусть тебе снятся великие дела, которые ты совершишь, - Оуюн погладила мальчика по голове. Он зевнул и прикрыл глаза. Когда через мгновение старуха поднялась со своего места, Шона уже сладко спал. – Спи, маленький волк, - она улыбнулась. Меж тонких сухих губ мелькнул раздвоенный язык. – Спи, а я буду охранять твой сон. Кое-чего я тебе так и не рассказала, - старуха пошла к куче веток неподалеку. – Когда сила Валагхая достигает расцвета, он может научиться надевать человеческую личину, как одежду. Учиться этому долго, маленький волк, и очень сложно, - Оуюн набирала ветки, отбросив косы за спину, а затем вернулась к костру с охапкой в руках. – Только съев несколько душ, Валагхай может суметь сделать это. Но сердце его, - она пошла влево от костра, туда, где Шона услышал звуки, - остается сердцем сына змеи и волка. Всегда.
Она тихо прошипела в темноту, начинающуюся за последней юртой. Ответом ей была тишина, а после – удаляющиеся шаги и шелест длинного хвоста по земле. Оуюн посмотрела на яркую луну и покачала головой.
- Ну, или почти всегда.